Рыси. Она похожа на боцмана, подумал я. Жестяные банки громоздились обезлюдевшими бастионами.

Я послушно напал на баклажанную икру и сардины в томате. Не усердствовал. Варвара подобрала банку свиной тушенки «Добрый хряк». До скрежета зубовного хотелось наваристой каши с комочками мяса.

Настоящий голод почувствовал рядом с пухлыми колбасами, румяным окороком, на фоне косого среза буженины с чесночной слезой. Бабуля устало расколошматила гнездо деликатесов, красная икра брызнула ягодным салютом. Варвара погладила меня по плечу, играем дальше?

Какая же это игра, когда умирают с голоду. Я хотел догрызть сухарик, но пожалел бабулю. Она так старалась!

Нехотя растоптал пакеты с рисом и гречкой. Макароны хрустели и лопались, как косточки ягненка в пасти волка. Мне очень хотелось есть. Как серому волку. Как маленькому мальчику, для которого кусок хлеба уже богатство и пиршество.

Мы собрали кукол в мешок. Кинули туда Борисыча, Боброва, поролоновую рысь и рысий хвостик, потом пришьем. Оглядели место побоища, ушли из чулана, переступая через старые жестянки и журнальные вырезки. Растаял придуманный мир, стих шорох вкусных призраков.

За дверью нас ждала Буся. Она сидела в кресле-каталке и неодобрительно качала головой.

– Алька! Опять?!

Бабуля потупилась.

– Алька! Зачем?!

Бабуля отважно шагнула к Бусе.

– Мама, ну как ты не понимаешь… Мальчику нужно бороться. Симилиа симилибус курантур…

– Мальчику нужно смириться, – фыркнула Буся. – Голод голодом не лечится. Мы, кажется, с тобой договорились…

– Но я не могу спокойно участвовать в твоих опытах! Мне достаточно твоего военного детства. Твоих воспоминаний, реанимированных лишений и мучений.

– Каждый в нашем роду обязан пройти испытание, – мрачно изрекла Буся. Ее шаль сползла, обнажив пегую травку на голове. – Это закон.

Дверь в гостиную распахнулась. На пороге возникла, нет, воцарилась Бамочка. Очень похожая на императрицу Екатерину Великую. Статью, красотой, сдержанностью и пышными одеждами.

– Девочки, опять ссоримся? – Бамочка спокойно улыбнулась. – Давайте лучше чаевничать.

– Мама, ты нарушаешь режим, – возмутилась Буся и в сердцах скомкала шаль, но кухонная суккуба Варвара ловко развернула кресло и покатила мою суровую прабабку к накрытому столу.

– Духовность и связь поколений важнее режима, – пропела Бамочка и погладила меня по голове. – Тебе бриошь или парфе?

Я сглотнул, кивнул.

Да, хочу, конечно, хочу!

Что такое бриошь – вдруг котлета?

Массивный стол, застеленный тяжелой серебристо-зеленой скатертью, был уставлен блюдами и тарелочками. Сверкали подносы и кувшинчики, фарфоровый чайник источал аромат мяты. Хрупкие бутоны льняных салфеток. Хрустальная ваза пуста, но прекрасна драгоценным блеском граней.

Мы сели за стол. Перед каждым на тончайшем блюдечке – кусочек сухого хлеба.

Только у Варвары прибор был пуст.

Я убрал локти со стола, выпрямился и прикоснулся к чашечке с кипятком.

Вошла мама и сказала:

– Тима, убирай свои игрушки, сейчас будем ужинать.

– Ужинать?

– Да, сына. Перловка с сосисками. – Мама чуть виновато вздохнула. – И остатки вчерашнего кекса.

Я погладил зеленую скатерть и посмотрел на портреты. Умные строгие женщины взирали на меня со стен.

Варвара внесла сверкающую кастрюльку с дымящейся перловкой.

Ценность момента

Максим Мирошников

г. Донецк

На почтовой станции было тихо. В комнате для отдыха проезжие находились в полудрёме. Поскрипывая дубовыми стульями, они ждали смены лошадей, вполголоса рассуждали о погоде и неважных дорогах. Самовар без дела красовался в углу на столике с резными ножками: в этот знойный день гости предпочитали холодный квас. Возле большого окна с лепным декором сидел молодой человек, вытирая лоб кружевным платком. Двое пожилых мужчин в задумчивых позах и отражением острой мысли на физиономиях склонились над шахматной партией.

Тишину уютного помещения сотрясли голоса, доносившиеся из вестибюля.

– Поймите, Ваше благородие, коням отдых нужон. Как будут свободные – почт-комиссар тотчас же оповестит. Как все с умыслом сговорились: господин обер-шталмейстер последнюю тройку в полдень забрал. Всем ведь не угодишь.

– Нет, ну чёрт знает, что творится. Почему я должен ждать? Всегда есть с десяток свободных лошадей на конюшне, а сейчас ни одной подготовленной. Частные извозчики в округе словно вымерли.

Недовольный человек в двубортном сюртуке из тёмно-зеленого сукна вошёл в комнату отдыха. Он внимательно осмотрел почтовое помещение, мебель, самовар, расписные орнаменты на стенах, путников, их пыльные дорожные вещи. Орлиный нос и острые скулы придавали ему хищный вид. На лице застыло выражение брезгливости, как будто несколько минут, проведённых в этой компании, – тяжёлое бремя. Покончив с осмотром, человек выбрал наиболее удобное кожаное кресло. Усевшись, он расстегнул верхнюю пуговицу белой шёлковой рубашки.

– Да не огорчайтесь вы так, почтенный, – послышался голос сзади. Говорил полный мужчина, одетый в синий кафтан с чёрным воротником. Широкое лицо его светилось радушием. – Лучше немного отдохнуть: вид у вас больно уставший.

Почтенный слегка повернулся и перевёл взгляд глубоко посаженных глаз на незнакомца: – Прошу прощения, но я не нуждаюсь ни в чьих советах. Единственная моя нужда – это лошади, чтобы скорее попасть домой.

– Поскорее – это вряд ли, – невозмутимо и даже с некоторым весельем заметил полный, разглаживая пальцами пышные рыжеватые усы. – Я первый в очереди и то жду третий час. Зачем попусту тратить нервы? Канцелярию в этих уголках одолеть сложнее, чем выбить дух из пруссаков под Цорндорфом. Так что, лучше принять ситуацию, как она есть. Ценить момент, так сказать. А скоротать время помогает вот это хорошее, смею вам доложить, красное вино. Изволите попробовать?

– Какое вино! – Не выдержал мужчина, едва не выпрыгнув из кресла. – В поездке пятый день – голова кругом идёт. И без вина пьяный.

– Ну-ну. А всё же с ним веселее. – Мужчина, всё также разглаживая усы, умолк, обдумывая что-то. – А знаете что? Вы мне как-то сразу понравились. Давайте сделаем так: вы разделите со мной эту бутылку франконского вина, а я вам уступлю свою очередь. И вы сможете отправиться в самое ближайшее время. – При этом он достал из кармана и положил на стол сложенную вчетверо путевую грамоту. – Как вы оцените такой момент?

– Вино из Франции, говорите?

– Так здесь уверяют. Только по-честному, не финтить. Самому пить, что за прок? Один чудак сказал, что пить в одиночестве – это искусство. Но для меня это искусство непонятное. Ни тебе разговоров, ни тебе…

– Что ж, звучит заманчиво, я согласен, – несколько с раздражением перебил мужчина в кресле. – Наливайте ваш францвейн.

Вино шумно опустилось на дно бокалов, и спутники выпили, поиграв бордовым напитком, словно при дегустации.

Вскоре с пунцовым от прилившей крови лицом и веселым